Мой Рубеж. Книжные новинки

Вышла в свет изданная в Киеве (Издательский дом Дмитрия Бураго) книга моих статей "Мой Рубеж". Книга приурочена к 15-летию нашей газеты "Рубеж", в нее вошли относительно "долгоиграющие" статьи, те, которые не устарели на второй день после публикации. Это исторические ("Мессия на все времена", Почему хан Батый не завоевал Европу) и литературные эссе (о Михаиле Булгакове, Корнее Чуковском, Владимире Войновиче, Жюле Верне, Леониде Нечаеве и других), политические мистификации и фэнтези ("Корейко всея Руси", "Пресс-секретарь президента России: "Не могу молчать!", "Из жизни волков-веганов"). А также публицистика, отразившая знаковые события времени — такие, например, как российская агрессия против Украины. Большинство этих статей было также опубликовано на сайте Каспаров.Ru.

Отдельный раздел в книге составили интервью с известными людьми, творческие вечера которых организовывала наша газета. Это интервью с Виктором Шендеровичем, Игорем Иртеньевым, Тимуром Шаовым, Нателлой Болтянской, Галиной Хомчик, Ларисой Герштейн, Виктором Топаллером, Вадимом Егоровым.

Заканчивается книга мини-повестью в жанре политического фэнтези о вторичном посещении Воландом Москвы.

В книге более трехсот страниц, она проиллюстрирована авторскими фотографиями и политическими коллажами-карикатурами.

Заявки на книгу принимаются по тел.:

+49 911 937 53 96,

+49 176 3 888 30 25,

по E-Mail: reise.meridian@googlemail.com

или на странице в Фейсбуке: Vadym Zaydman.

Чтобы эта заметка не выглядела как сугубо рекламная, хочу предложить читателям Каспаров.Ru одну свою давнюю статью, которую я поместил в книгу в качестве приложения, как исторический или журналистский артефакт.

Эта статья была написана в далеком теперь 1989 году. Это была первая статья, опубликованная в СССР, с критическим взглядом на Владимира Ильича Ленина. Почему я уверен, что это действительно была первая ласточка такой Ленинианы, что до нее ничего подобного не было опубликовано? — Потому что статью отклонил даже "Огонек", журнал, являвшийся флагманом перестройки. В ответе редакции, подписанном Вячеславом Костиковым, о котором будет речь в статье (через несколько лет, в 1992 году, Костиков станет пресс-секретарем президента России Бориса Ельцина), прямо было сказано — не время еще. После чего я отправил статью в латвийскую газету "Советская молодежь", и там ее опубликовали.

"Советская молодежь" в то время была, наверное, самой свободной газетой в СССР. Она печатала практически все, для нее не было никаких запретных тем. Помимо этой моей статьи о Ленине, в ней, также впервые в СССР, была напечатана отцовская статья о том, что в реальности представляет собой Северная Корея (сегодня в это трудно поверить, но это в Советском Союзе была одна из самых запретных тем; о преступности нашего вторжения в Афганистан уже писали, а об этом — еще ни-ни), жесткая правда о "Кровавом воскресенье" в Тбилиси 9 апреля 1989 года, о кровавом же погроме, устроенном Советской армией в Баку в ночь на 20 января 1990 года (более сотни убитых), со страшными фотографиями. В сравнении с "неполиткорректными" публикациями "Советской молодежи", то, что об этих же событиях публиковал "Огонек", выглядело лакировкой действительности.

Одно время на "Советскую молодежь", которую выписывали по всему Советскому Союзу (в 1990 году ее тираж составлял почти миллион экземпляров), пытались закрыть подписку.

Не вышло. Время было такое, когда "вчерашние" проигрывали.

Зато теперь, в России во всяком случае, они взяли реванш.

* * *

О цене культа и о культе ценностей

Моя Лениниана

Долгие годы эпохи застоя официальной пропагандой насаждался один и тот же образ Ленина: гениальный, мудрый, никогда не ошибавшийся, все знавший и предвидевший, даже как нам следует жить спустя десятилетия после его смерти. Короче, по всем качествам он оказывался Богом, и подтверждением тому служат установленные во всех городах и весях нашей страны однотипные антихудожественные памятники с указующе выпростанной вперед рукой, заменившие снесенные церкви. С именем Ленина на устах творились все неправые дела в нашей стране, а творившие их считались "верными ленинцами"...

Сейчас многое изменилось. Ленин не преподносится так плоско и примитивно, как раньше. Оказалось, что идеологи застоя попросту извращали его, чтобы оправдать существующее положение в стране. Однако, несмотря на то, что мы избавились — или пытаемся избавиться — от культа Сталина, культа Брежнева, у нас до сих пор сохраняется культ Ленина. По-прежнему он безгрешен, а если и были у него заблуждения, то обязательно впоследствии им преодоленные. Серьезной критики каких-то взглядов Ленина почти нет. А бесконечные цитирования Ленина в любой статье, где надо и где не надо! Создается впечатление, что, только руководствуясь ленинскими взглядами о путях построения социалистического общества, высказанными им семь десятков лет назад, мы можем сейчас перестраивать экономику и политические структуры. Часто приходится слышать, что Ленин — единственный руководитель партии и государства, которому удалось без серьезных ошибок управлять страной. Даже если бы это было так, все равно превращение Ленина в икону, в идола является неуважением прежде всего к нему самому. Ведь мы так любим вспоминать о его простоте и скромности!

Сейчас вдруг оказалось, что все эти годы мы жили не по ленинским принципам, построили не тот социализм, о котором думал Ленин, что Сталин в конце 20-х годов совершил государственный переворот, предал ленинское дело и развязал кровавый террор в стране.

Где-то до середины прошлого года я в основном был с этим согласен. Действительно, казалось, если бы Ленин прожил еще какое-то время, страна не испытала бы гнета культа личности. Первое сомнение в этом у меня появилось после прочтения пьесы Шатрова "Дальше, дальше, дальше...", где драматург показывает, что Ленин последние годы жизни был практически отстранен Сталиным от активной деятельности, а болезнь Владимира Ильича была для этого только предлогом. По сути, Ленин был репрессирован, правда, вежливо и деликатно. Раз Сталину удалось это сделать, раз даже Ленин не смог противостоять ему, значит, уже работал какой-то механизм, позволивший генсеку так действовать.

Потом в печати замелькали факты, заставившие по-иному взглянуть не только на тридцатые, когда, как нас уверяли до того, и начались репрессии, но и на более ранние годы. Год начала репрессий постепенно отодвигался все дальше и дальше, пока не достиг 1918 года! Оказалось, что первый лагерь — Соловки — создан в 1923 году, еще при жизни Ленина, что красный террор уничтожил огромное количество людей, многие из которых были виновны лишь в том, что носили приличную одежду. Практически все офицеры и солдаты армии Врангеля, не эвакуировавшиеся в Турцию, — расстреляны и утоплены. Уничтожены все попавшиеся на удочку Зиновьева офицеры белой армии, приглашенные им якобы для регистрации и получения пайков. Это лишь некоторые факты, известные сейчас всем. Обычно они либо никак не комментируются в печати, либо утверждается, что Ленин ничего не знал. Но ведь точно так сталинисты оправдывают Сталина! Я могу, допустим, поверить, что не дошло до Ленина письмо Думенко, приговоренного к расстрелу, но Владимир Ильич не мог не знать, что творится по стране в целом.

Вот директива Оргбюро ЦК РКП(б) от 29 января 1919 г., которая уж никак не могла быть принята втайне от Ленина ("Огонек", №17, 1989, "Он восстал против насилия"): "Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно (выделено мной. — В.З.). Провести массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью". А Донбюро и Гражданупр разослали эту директиву на места уже в таком виде: "Учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми пороками казачества путем поголовного их истребления..." Не напоминает ли вам "расказачивание" начавшееся 10 лет спустя "раскулачивание"?

Ну и никаких сомнений относительно позиции Ленина не оставляет его собственное высказывание, приведенное Троцким в статье, опубликованной в том же номере "Огонька": "Неужели же вы думаете, что мы выйдем победителями без жесточайшего революционного террора?" И дальше: "Да где у нас диктатура? Да покажите ее! У нас — каша, а не диктатура. Если мы не умеем расстрелять саботажника-белогвардейца, то какая же это великая революция?"

Я помню, в школе, особенно в младших классах, учителя, говоря о Ленине, рассказывали о его любви к детям. Получался образ этакого добренького дедушки, который в первую очередь любил детей, а уж потом занимался политической борьбой. Но вот недавно — сначала во "Взгляде", а потом в "Огоньке" — рассказана вызывающая шоковое действие история казни царской семьи. Причем не отрицается, что Ленин знал о готовящейся акции. Неужели политическими соображениями и целями — пусть самыми благими — можно оправдать убийство пяти детей?

Фактов беззакония и террора, начавшихся в 1918 году, накопилось столько, что невозможно и нечестно просто знать о них, не делая никаких выводов. Я считаю, нам надо набраться мужества говорить и об ответственности Ленина за происходившее в стране.

Когда сейчас я слышу ставшую банальной фразу о "возвращении к ленинским принципам", я жду расшифровки — к каким принципам? К бесправию, террору, расстрелам?

В интервью "Огоньку" "Неодолимость истины" (№45, 1988) М. Шатров, осуждая сталинскую формулу "лес рубят — щепки летят", говорит о красном терроре следующее: "...мы прекрасно знаем, что революция, если она не может себя защищать, ничего не стоит. Тогда это интеллигентская болтовня. Это была страшная, вынужденная, ответная мера..." То есть драматург все-таки допускает, что ради достижения каких-то целей — а именно эту теорию он считает бесчеловечной, когда речь идет о Сталине, — но тут-то не просто цель, а судьба революции! — можно все же развязать террор и принести в жертву человеческие жизни. А кто думает иначе, занимается интеллигентской болтовней. Я напомню, что речь идет не о погибших в боях гражданской войны и даже не только расстрелянных потому, что они боролись против революции, но и о тех, кто никогда никакого отношения к политике вообще не имел, но был уничтожен по "классовой принадлежности". Недавно Борис Васильев рассказал по телевидению о том, что в Петрограде в 1918 году за убийство Урицкого в течение одного дня было расстреляно 900 человек. Гитлеровцы в оккупированной Франции за каждого убитого немецкого офицера или солдата расстреливали несколько десятков заложников. Так то были оккупанты в чужой стране. А по какому признаку отбирались заложники в Петрограде? До чего же мы докатимся, если даже такие прогрессивно мыслящие люди, как М. Шатров, находят не оправдание, как он сам говорит, — а объяснение террору!

Вот еще из того же интервью: "Ленин говорил, что он не может терпеть хулы против Маркса. У меня такое же отношение к Ленину". Но сталинисты тоже не могут терпеть хулы против Сталина! Разве это не догматично — только потому, что Ленин — это Ленин, не воспринимать критики в его адрес.

М. Шатров не считает возникновение сталинизма закономерностью. "Были ли мы обречены на сталинизм? — спрашивает он. — Я абсолютно убежден: все, что происходит в истории, — результат причудливого соединения, игры объективных тенденций и субъективных факторов. У нас сегодня часто пишут, что есть закономерность, необходимость исторического процесса, который не зависит от воли и желания исторических лиц, и таким образом выходит, что мы были обречены на сталинизм. Я думаю, мы вообще неправильно используем марксистское понятие закономерности исторического процесса. Марксизм распространяет его на широкие, огромные исторические пласты... Одно дело говорить о закономерности смены феодализма капитализмом, и другое — о закономерности единоличной диктатуры. Это примитивный, упрощенный подход. Цель подобного подхода — вывести из-под суда истории Сталина..." Я бы не стал делать столь безапелляционного вывода, тем более что М. Шатров ранее сам признает резкое неприятие сталинщины теми, кто не принимает и Октябрь. Ведь отрицание драматургом возможности всякого исследования причинной связи между террором революции и сталинским террором тоже можно объяснить желанием освободить от ответственности Ленина. Что же касается марксовой теории... Я думаю, М. Шатров не совсем правильно понимает тех, кто говорит о неизбежности сталинизма. Да, совсем необязательно в случае победы социалистической революции в стране должен прийти к власти тиран типа Сталина, но если победившая революция берет на вооружение те принципы, методы, ради свержения которых она совершалась, если в стране с самого начала образуются антидемократические структуры, воцаряется террор, то появление такой одиозной личности, как Сталин, многократно усилившей террор, я думаю, является неизбежным. Не будь Сталина, был бы другой человек, возможно, не такой жестокий и коварный, и жертвы были бы намного меньшими, но суть системы от этого не менялась бы.

В предсмертном письме Бухарина "Будущему поколению руководителей партии" есть несколько фраз, которые, как мне кажется, являются ключом к пониманию трагедии, происшедшей с нашим народом, с нашей страной: "Опускаю голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной (выделено мной. — В.З.), но и целомудренной". И дальше: "Нет Дзержинского, постепенно ушли в прошлое замечательные традиции ЧК, когда революционная идея руководила всеми ее действиями, оправдывала жестокость к врагам...."

Даже спустя 20 лет после революции, наблюдая вокруг сталинский террор и сам оказавшись жертвой его, Бухарин продолжал считать, что к настоящим врагам пролетарская секира должна быть беспощадной, не понимал, что одно зло цепной реакцией влечет за собой множество других зол, и секира, поднятая большевиками против врагов и всех остальных ("лес рубят — щепки летят"), в конечном счете обрушилась и на головы поднявших ее.

Давайте вспомним, как развивались события после Октября 17-го: постепенно были закрыты все оппозиционные газеты (я опять возвращаюсь к статье Троцкого, "Огонек", №17, 1989, где он, восхищаясь Лениным как оратором, рассказывает о нем: "Он начисто обнажает ситуацию там, где, согласно ожиданиям, он должен был бы маскировать ее. Это испытали на себе не раз меньшевики в первый период революции, когда обвинения в нарушениях демократии сохраняли еще все свою свежесть. "Наши газеты закрыты!" — "Конечно, но, к сожалению, не все еще! Скоро будут закрыты все. Диктатура пролетариата уничтожит в корне эту позорную продажу буржуазного опиума"), было разогнано Учредительное собрание, запрещены все партии, кроме большевистской. Демократические свободы, завоеванные Февральской революцией, постепенно были сведены на нет. Созданная в декабре 1917 года ВЧК очень скоро была выведена из зоны критики, что означало вседозволенность и безнаказанность ее. В стране образовался культ одной партии, который неизбежно приводил и к культу личности. Ведь по Марксу любое развитие — это борьба противоположностей, и потому в стране, где господствовала одна идеология, не допускавшая расходящихся с ней мнений, неизбежно должно было — в большей или меньшей степени — произойти то, что и случилось в 30-е годы. Поэтому было бы просто несправедливо по отношению к Сталину винить во всем его одного. Все-таки не Сталин создал систему, а система, заложенная сразу после победы революции, отобрала и возвысила Сталина, а тот уже довел ее до совершенства, до абсолютного подчинения своей воле.

Эта статья была уже написана, когда вышел 32-й номер "Огонька" со статьей В. Костикова "Сапоги из шагреневой кожи". Интересная в целом статья, в которой наконец-то признается, что истоки культа личности и теперешних наших бед надо искать в 1917–21-х годах. Автором приводится множество новых фактов о репрессиях того периода, в частности, расстрел петроградских рабочих и служащих, вышедших 5 января 1918 г. на демонстрацию в поддержку Учредительного собрания. Или расстрел 10 марта 1919 г. митинга рабочих Астрахани, в которой начался самый настоящий голод, вызванный "военным коммунизмом" ("Город, прежде изобиловавший рыбой, не имел в продаже даже сельдей"). В этих двух случаях и близко нет представителей буржуазного класса или, скажем, офицеров белой армии. Это рабочие, выразителями интересов которых считали себя большевики, рабочие, участвовавшие в революции, вышли на улицы высказать свое недовольство и разочарование. И это против рабочих были направлены войска, как еще в недавние времена при царе.

Но вот что интересно в этой статье. Говоря о репрессиях во времена "военного коммунизма", В. Костиков ни разу не вспоминает о Ленине. Создается впечатление, что Владимира Ильича не было в стране, как будто он опять находился в эмиграции или скрывался в Разливе. Но, как только автор начинает говорить об откате "военного коммунизма", о переходе к НЭПу, он сразу вспоминает о Ленине — именно Ленин был инициатором этого. Выходит, так: все положительное при Ленине признается его детищем, а все плохое сотворено кем угодно — Троцким, Сталиным, но только не тогдашним руководителем партии и государства.

"У меня вызывает глубокое уважение, — пишет В. Костиков, — что в период, когда вся страна жила в угаре военных приказов и "трудовых армий", когда кожаная куртка чекиста и дробь расстрелов в Варсонофьевском переулке стали чуть ли не символами новой цивилизации, В.И. Ленин продолжал носить стоптанные цивильные ботинки и потешную кепчонку".

У меня эта фраза вызвала глубокое недоумение. Что это — потрясающая наивность, сравнимая разве что с детской восторженностью при виде какой-нибудь яркой побрякушки, или все же попытка пустить пыль в глаза? А при чьем руководстве страной "дробь расстрелов" стала "символом новой цивилизации"? О подавлении скольких "контрреволюционных мятежей" отдал приказы Ленин, нося "стоптанные цивильные ботинки и потешную кепчонку"?

Мое недоумение кончилось, едва я прочитал еще несколько абзацев статьи В. Костикова. Оправдывая публицистику в том, что она раньше не делала серьезного анализа причин, породивших культ личности, автор пишет: "Критика Сталина на определенном этапе вызревания гласности была своего рода "эвфемизмом" более серьезной, концептуальной критики. Хотелось бы, чтобы вынужденный этот маневр был понят теми из наших читателей, которые гневались на нас и слали сердитые письма. Умный читатель! Вспомним же вместе с Горацием: Надо сегодня сказать лишь то, что уместно сегодня".

Тут я В. Костикова понял. Сегодня связывать репрессии "военного коммунизма" с именем Ленина еще неуместно, время не пришло (правда, непонятно, как это согласуется с высказанным в этой же статье мнением, будто прошедший Съезд народных депутатов "снял с наших уст последние печати").

Ладно, мы, читатели, потерпим еще немного. Но в связи с приведенным высказыванием Горация мне хочется спросить и В. Костикова, и редакцию "Огонька": а зачем же тогда сердиться на ваших известных оппонентов за то, что они говорили и писали в застойные времена? — Они говорили то, что уместно было тогда!

Я ни в коей мере не хочу ставить Ленина и Сталина на один уровень. Ленин не стремился к личной власти, он действительно думал в первую очередь о стране, и именно потому Сталин одолел его. Но Ленин был утопистом, полагая, что через террор можно вывести страну к светлому будущему, и система, созданная Лениным, отомстила ему за это заблуждение. В последние годы жизни Ленин многие из своих прежних взглядов пересмотрел. Но, введя Новую экономическую политику, он не ввел Новую политическую политику (извините за это "масло масляное"), а может, уже и не смог бы ее ввести, и в итоге система отстранила самого Ленина от себя.

Сейчас мы много говорим о приоритете человеческих ценностей перед всем остальным. Мы, кажется, договорились о том, что никакие самые светлые цели не могут оправдывать уничтожение людей. Так давайте это правило распространять на все исторические личности, а не только на тех, кто признан "отрицательным" героем официально. Именно исходя из приоритета человеческой жизни я и писал эти заметки.

"Советская молодежь", Рига,

27 сентября 1989 г.

Вадим Зайдман